Позавчера на этом месте...

Обманчив ноябрь-полузимник. Выглянет солнышко, пригреет так, что с крыш капель, словно в марте, зазвенит, снег на дорогах в грязную кашу превратится, под ногами вода захлюпает. А то вдруг таким холодом потянет, ветерком-хиусом щеки да нос прихватит, что сразу вспоминаешь, что дело-то не к Пасхе, а к Рождеству идет. Ребятня на пруду коньками звенит, с воплями шайбу гоняет. Самое время за окунями на реку выбраться. Прихватил лыжи, пешню, ящик приготовленный. Пока полем шел - даже жарко показалось, куртку расстегнул, рукавицы в ящик убрал. А на лед спустился и сразу почувствовал, что подшутил надо мной полузимник, а я на его шутку купился. Ветерок-то хоть и едва заметный, а до самых костей пробирает. Тут, пожалуй, и двух минут на месте не просидишь. Рыбаки, что вроде меня, дома не усидели, под самым берегом спрятались, над лунками склонились. Кто в плащ завернулся, кто курит в кулак -дымком греется, а самые предусмотрительные в палатках отсиживаются. Поздоровались, поинтересовался у мужичка, что поближе других сидел, как успехи, а он в ответ только сплюнул с досадой, да ногой от лунки пару окуньков отпихнул, каждый с мизинец, не больше: смотри, мол, какие тут успехи!

Да и у остальных, похоже, не лучше дела идут. Сидят рыбаки, погоду клянут, на бесклевье сетуют. Ну, и как водится в таких случаях, вспоминают, что вот позавчера, на этом самом месте… И хотя все прекрасно знают, что ни вчера, ни позавчера на этом месте никто ничего путного не ловил, все равно прислушиваются, а кое-кто и поддакивает. Так вот и рождаются рыбацкие легенды да небылицы. И самое интересное, что все, включая и самого рассказчика, спустя какое-то время начинают верить в эти истории. И теплится в душе искорка надежды на то, что вот еще немного, еще две-три лунки, и обязательно возьмет такая… Неожиданно, словно подтверждая только что услышанное, кивок на удочке соседа вдруг резко согнулся, почти заглянув в воду, а еще через пару секунд над рекой раздается отчаянное, со слезой в голосе.
- Зараза! Чтоб тебе! Ведь в самой лунке ушла!
Вся эта тирада сопровождается столь энергичными жестами и выражениями, что передать их на бумаге нет никакой возможности. Наконец страсти утихают, смолкает смех, и какой-то пожилой рыбачок резюмирует:
- Погода сегодня не та, мужики! Вот позавчера…
И снова все, включая и тех, кто уже собрался уходить, склоняются над лунками, не чувствуя обжигающих порывов ветра, забыв про боль в замерзших пальцах. Снова вгрызаются в лед ледобуры, стучат пешни и уходят в темную холодную глубину крошечные вольфрамовые капельки с насаженными на них рубиновыми мотылями. А вслед тем, кто не выдержал и засобирался домой, словно заклинание несется:
- Рано еще! Вот вечереть начнет.… Позавчера мужик под вечер аккурат под берегом таких подлещиков таскал!
Сижу и я. Сижу, несмотря на полное бесклевье, прислушиваясь к разговорам и начисто забыв, что сам я как раз и был здесь именно позавчера. И сидел как раз на тех лунках, на которые кивает рассказчик. А кроме меня были только еще двое пацанов, таскавших окунишек на кембрик! И поймал я позавчера трех тощеньких густерок! Но так завораживающе звучит рассказ, что, забыв обо всем, затаив дыхание, слежу за кивком, замерзшими пальцами очищаю ежеминутно обмерзающую леску и жду, жду что вот сейчас и у меня, как у того мужика, позавчера на этом самом месте…

Увы, чудес не бывает, или если и бывают, то крайне редко и не с нами. Клонится к концу короткий ноябрьский денек. Длинные синие тени от прибрежных кустов легли на лед, все сильнее морозит, и даже самые упорные уже начали складывать удочки, по одному, по двое потянулись по домам. В моем ящике всего три плотвички - кошке на ужин. Я быстро шагаю полутемной улицей, спеша в тепло дома. И вдруг, неожиданно для самого себя, на вопрос соседа, как улов, у меня как-то само вырывается: - Сегодня-то хреново, а вот позавчера мужик там таких лещей таскал…