На озере Дивном10.11.2014
(печатается по изданию «Черная река», Москва, «Мысль» 1979)
– Нас будут лечить электрошоком, – предсказал Слим. – Может, остановимся? – предложил я. Добраться к Чайни-Фолз до темноты мы не успевали, но могли бы успеть натянуть палатку, пока не начался ливень. – Ручей Дивного озера здесь,– сказал Чарли.– Лошадям жратвы от пуза. Небольшой, но до краев полный ручеек пересекал дорогу, тек вдоль поросшей тополями равнины, спускался по ерику на другую равнину и там впадал в окаймленное лугами озеро. В невысокой осиново-березовой рощице мы нашли хорошее место. Молнии раскалывали небо над головой. Дождь лил как из ведра. Град барабанил по брезенту с оглушительным грохотом. Из черного фундамента бури высунулась зазубренная вилка и, потыкав в купу деревьев неподалеку, наполнила воздух озоном. – Время засечь успел? – спросил я у Слима. – Мы в самом безопасном месте. – Может, попытать счастья на Дивном, когда немного утихнет? Минни тут сетью десятифунтовок брала. – А чего ждать? Плащи у нас есть. – Плохое место при молнии, – предостерег Чарли. – Большая гроза! – Ладно, обождем немного, – уступил Слим. Чтобы не терять времени, мы решили пока что ознакомиться с обликом этой малоизвестной местности по топографической карте и аэрофотоснимкам. На обширном пространстве оледенение выдолбило углубления для сотен больших и малых озер, раскиданных по плоскогорьям Нечако и Фрейзера. Цепь озерков шла вдоль южного склона Тополиной горы. – В них во всех должна быть форель, – сказал Слим. – Мы пошли на озеро. Чарли, пойдешь? – Нет. Пока в палатке побуду. Минни говорит – плот на той стороне, у луга. Гроза поутихла, и мы отправились в путь. Километрах в трех под склонами, поросшими тополями, березами и редкими соснами, лежало озеро. Тишину нарушала только выпрыгивающая из воды форель. Мы приготовили поплавочные удочки с тяжелыми поводками. Плот Минни оказался типичным индейским плотом, продолговатым, узким, легким в управлении. Я подвел его к месту, откуда уже можно было добраться до выныривающих рыб, – над отмелью, где форель пряталась в камышах. Не успел Слим закинуть леску, как из прозрачной воды выскочила огромная радужная форель, схватила муху с первого удара, сделала четыре быстрых прыжка и ушла под водой на простор. – Она утащила мою приманку! – пожаловался Слим. Увидев, как забурлила вода от поднимающейся форели, я хлестнул удочкой, и муха повисла над водой в самое время. Рыба подскочила, прошлась на хвосте по воде, отряхнулась, снова подпрыгнула и бросилась в глубину позади плота. Я чуть не остался без пальца. Форель замедлила ход, только утащив половину запаса лески. Слим греб следом за рыбой, а я потихоньку подводил ее к краю плота, где Слим поймал ее сеткой. – Фунтов девять-десять, – объявил он, перед тем как снять рыбу с крючка. – Здоровая и жирная. Мы вернулись на отмель, но ветерок повернул на сто восемьдесят градусов, и прыгунов больше не было. Слим закидывал удочку снова и снова. Я наладил катушку на другой удочке и протянул ему. Он забросил больше двадцати метров лески, дал ей погрузиться и стал медленно сматывать. Я удерживал плот неподвижным у края обрыва. Приманка была уже почти у плота, когда вдруг ее схватила рыба. Сняв форель с крючка, мы прикинули, что в ней должно быть фунтов одиннадцать- двенадцать. Как и первая, это была крепкая и сильная рыба. Ветер, который за всю грозу был не больше пяти узлов, опять повернул на сто восемьдесят градусов, и рыба снова начала искать корм на поверхности. Но черные полосы дождя молотили воду, молния била в вершину горы и целилась вилкой в гнездо скопы. На озере было небезопасно. Мы пристали к берегу и разожгли костер. Сэк появился из-за сосен и присоединился к нам, отряхнувшись и окутав нас скунсовой атмосферой. На прошлой неделе, обследуя пенек, он напоролся на скунса, который тут же надушил его. Я окунул пса в томатный сок, выкупал его с мылом, а потом опрыскал дезодорантом, но в мокром виде он по-прежнему распространял запах скунса, висевший над ним, как облако. «Фу, как от тебя несет», – сказал я Сэку. Тот серьезно оглядел себя и поднял на меня взгляд, говоривший: «Что поделаешь, я и сам себя едва выношу». Гроза длилась полчаса. Потом мы удили ниже по озеру то с донной, то с поплавочной удочкой и всякий раз успешно. Мне больше всего нравится удилище из расщепленного бамбука, но хорошее стеклопластиковое я предпочту плохому бамбуковому, хотя, ясное дело, пластмасса с бамбуком не идет ни в какое сравнение. Я ловлю нахлыстом и стальноголового лосося, и форель. Помимо снаряжения рыболову нужно знать насекомых. Хороший рыболов умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Он вычисляет, почему рыбу не трогают его ухищрения, и меняет тактику. Он знает, что в ручьях и озерах форель питается живущими в воде личинками крылатых насекомых, а также насекомыми, которые проводят под водой всю жизнь. Временами каких-то личинок становится особенно много, и тогда рыбе под водой раздолье. Еще он знает, что радужная форель, бывает, роет носом землю, выкапывая со дна озера всевозможный корм, особенно на мелководье с мергельным дном или таким дном, какое любят гагары. Личинки стрекоз, поденок, веснянок, ручейников, мелкие улитки и пиявки, а также креветки, зарывшиеся в донный хлам после любовных похождений, – все идет на корм рыбе. Я стараюсь как можно больше узнать об озере, на котором ужу, и о его окрестностях, о том, что происходит в воде, что за твари ползут на берег, кто летает над водой, что в желудке у рыбы. Рыболов, не интересующийся этими мелочами, проторчит попусту у воды в самые благоприятные дни. Кое-что можно узнать ночью, просветив мощным фонарем трех-шестиметровую водную толщу до дна. Нужно только пошебуршить дно шестом – и личинки и пиявки сразу же заползают. И тогда можно будет придумать, с какого бока подбираться к рыбе. Летом на иных озерах есть дни, когда рыба словно пропала. Может, у нее «разгрузочный день» и она сидит на одном планктоне? На самом деле рыба, конечно, есть, по крайней мере в наших озерах. Не обращайте внимания на пессимистов, говорящих, что рыба ушла, что жарко, что рыбы нет. Подойдите к делу творчески, приспосабливайтесь к жизни как она есть. Например, подвяжите побольше грузил, чтобы дойти до термоклина, особенно в середине лета, когда озеро гладкое как стекло. Ловля на нимфу покажется новичкам непонятным новшеством, но ветеран оценит это изобретение. Педант, который принципиально ловит только на сухую муху и должен, хоть убей, увидеть, как бурлит вода и форель поднимается на поверхность, не поймет, в чем прелесть такой ловли, когда наживку погружают чуть ли не до самого дна и потихоньку ведут. Пожалуй, для души в этом меньше отрады, чем при ловле на сухую муху. Во всяком случае, эта ловля закаляет терпение и развивает у рыболова тонкость осязания – ведь форель иногда выплевывает приманку в мгновение ока. Возможность забрасывать смело и далеко – большое преимущество. Точная и деликатная подача мушки, как в ловле на сухую муху, здесь не так важна. Пробным забросом обычно можно выяснить, на какой глубине пасется рыба. Иногда это каких-нибудь несколько футов. В кристально чистом озере видно, как погружается приманка, как рыба ходит на глубине, и можно прикинуть, за сколько времени леска проникнет до того или иного уровня. Для ужения у дна очень хороши мушки на больших тяжелых крючках, можно даже брать крючки с утяжеленным стеблем. Хороши черные, желтые, оранжевые и зеленые мухи «Кери» как целые и в полном оперении, так и малость общипанные. Их легко привязать, и рыба почти всегда на них клюет. «Креветка», «Доктор Спрэгли», «Пиявка» черные или темно-коричневые, а также водные насекомые вроде жуков тоже хороши. Но дело не в названиях. Лучше говорить о типах приманок. Сам я едва ли сумею определить два десятка мух без ошибки. В рыбной ловле, как и в охоте, самое приятное выслеживать и подкрадываться. Просто прийти на водоем или стать на якорь над отмелью и начать удить – мне не интересно. Я люблю выбрать себе жертву и постараться выловить именно ее, особенно когда ловлю в небольшом озере, где живет несколько увертливых крупных рыбин. Таких рыб я запоминаю надолго. Иногда я ловлю на одном озере, куда входишь через изогнутую заводь, настолько заросшую лилиями, что, кажется, байдарке туда не пробраться. По сути это пруд метров четыреста в ширину. Береговой откос круто уходит в глубину метров на двенадцать. Ручеек, текущий из поросшего тополями и елями болота, никогда не пересыхает, и в нем достаточно места и гравия для небольшого нерестилища. В этом озере водятся рыбы фунтов на десять-пятнадцать. Мы с доктором Бэйкером открыли его независимо друг от друга много лет назад, и из года в год каждый ходил туда за форелью, не подозревая, что ловит там не один. Люблю сначала посидеть в лодке у края воды, разглядеть внимательно все вокруг и только потом забросить леску. Сознательное мышление отключается, и в душу входит мирная жизнь озера... Помню, я как-то весной сидел так, погруженный в созерцание. На берегу появилась лосиха с крошечным новорожденным теленком. На озере были гоголи, ушастые поганки и малые гоголи – всех по паре. В камышах бранились трупиалы, в лесу барабанили воротничковые рябчики, причитал козодой, выпь скрипела как водокачка. А в камышах форель поедала стрекоз. Я наблюдал за прыжками этой рыбы почти до вечера. Через полчаса стемнеет. Форель возобновила свои взлеты. Я осмотрел ярко-голубую полосатую муху «Белый медведь» на крючке номер два с длинным цевьем. Муха потрепанная, слишком крупная, экзотическая. Хороша для показа, для беседы рыболовов, но не в воде. Вещь завораживающая, подошла бы, пожалуй, для прожорливой мальмы, дремлющей на дне пруда и хватающей все, что попадется на глаза. Я привел в порядок муху, подострил крючок. Выскользнув из своей засады, я начал ждать. Рыба поднялась около лилий. Подаю ей приманку, форель хватает и начинает буравить воду, но крючок засел крепко. Рыба едва не прикончила меня и мою лодку на затонувшей коряге, а потом проволокла сквозь заросли лилий в заводь. В конце концов я вытащил ее сачком, прикинул на руке, сколько весит, а затем выпустил на волю... – Поздно уже, и я с голоду подыхаю, – напоминаю я Слиму в третий раз. – Ладно. Шабаш. А то я здесь готов хоть неделю торчать. Широкий плотный лось ростом этак метр тридцать рысцой пересекает луг, грузная складка кожи на шее раскачивается из стороны в сторону. На рогах все еще как будто приклеены полоски бархата. – Есть новости, Чарли? – Лошади малость разбрелись. На эту ночь поближе поставлю. Слоисто-дождевые облака после грозы рассеивались, начинали поблескивать звезды. Костер, разведенный Чарли, дышал уютом. Аромат рома, разбавленного водой Дивного ручья, мягко вписывался в благоухание ночи. Мы жарили мясо на ивовых угольях, тушили собранные по дороге грибы. Сэк съел четырехфунтовую форель и сгрыз в порошок кости от жаркого. А потом настал и черед гагачьего спальника. Дождик постукивал по брезенту. Шуршали камыши. Радужная форель плескалась в берилловых водах. Вильям Хиллен Мы в Google+ Рыбак-Рыбака
![]() |
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Рыбак сказал - рыбак поймет "Одновременно со сходом льда можно будет и день Дурака отметить, и лодки спустить." БАМБР ![]() Погода
Котировки
Палата мер и весовТемпература
Вес
Длина
Объем
ОпросНе хватает прав доступа к веб-форме. |