Под музыку лопающегося льда

Найти напарника среди недели непросто. Но можно утречком выйти «на кольцо», традиционное место сбора зимних рыбачков, в надежде на попутку. Возле микроавтобуса суетился проворный водитель, зазывая попутчиков «в деревню». Поколебавшись несколько минут и сообразив, что больше вариантов не предвидится, протиснулся в салон. Близкий путь показался нудным из-за завязавшегося обсуждения какой-то вчерашней передачи какого-то Малахова с переключениями на политику. Я томился в ожидании прибытия на берег.

Рыбинка встретила леденящим безмолвием. В далеком еще темном небе догорали мерцающие звезды. Горизонт на востоке заливался сиреневым светом. Договорились с «малаховцами» о точном времени отъезда, и я с облегчением покинул говорливых попутчиков. Снег на льду за неделю ветров превратился в узорные барханы. Теперь мороз их сковал с такой силой, что путь напоминал пересохшее каменистое русло реки. Кое-где из трещин проступала вода, но застывала, казалось, прямо на глазах. Свет с востока, теперь уже яркий розовый, разливался все шире. Я неторопливо брел, любуясь восходом. Спешить было некуда, да особо и незачем. Запечатлеть в памяти морозную тишину сейчас было важнее поимки нескольких «матросиков». На большее при таком давлении в последней декаде января я не рассчитывал. Когда наконец добрел до обширной косы за фарватером, было около одиннадцати. Человек десять-двенадцать крутились в округе. Подошел к одному из них. Мужичок играл блеснильной удочкой без рукавиц. И это в такой мороз! Покурили. Оказывается, всего несколько дней назад, в лютое ветреное воскресенье мы встречались с ним на Шексне. Теперь его привезли сюда, за шесть километров от берега на снегоходе. Поклевок нет. Пока нет. Отошел на почтительное расстояние, забурился. Хотел сразу несколько лунок просверлить, как обычно, но успокоился на второй и опустил в воду шнек. Чего зря лед дырявить. Сказал же человек: не клюет здесь.

Вода в лунке быстро затягивалась хрупкой корочкой, и проводка безмотылки осложнялась. После нескольких подъемов кивок дернулся. Ожидаемый матросик, вряд ли дотягивающий до пятидесяти грамм, возвестил об «уходе от ноля». Следующей поклевки долго ждать не пришлось. В этот раз окунек прижал кивок в самом начале игры. Соседи все время перемещались в поисках активной рыбы. Но выдерживали дистанцию и не подходили близко друг к другу. Похоже, поиски их были безуспешны. Я сидел на одном месте и наслаждался тишиной. Нет-нет, да и случалась поклевка. Окунь – нет, не крупный, так, едва на сто пятьдесят – напоминал о своем присутствии то на третьей проводке, то на десятой. Солнце достигло зенита и стало заметно пригревать. Время от времени раздавались гулкие хлопки – это трещал от мороза лед. Пауза между поклевками затянулась. Плавно поигрывая хлыстиком, я поднимал руку все выше и выше, и вот уже начал постепенно привставать, но так и застыл на полусогнутых в нелепой позе: кивок под неведомой властной силой резко согнулся. Окунь , тот, который, без сомнений, больше двухсот пятидесяти, скакал на льду, запутывая вокруг себя леску. Случайность или нынче окунь стоит выше? Гулкие хлопки участились: ледяной панцирь трещал и все плотнее стискивал воду. Временами казалось, что лед вот-вот лопнет прямо под тобой. Умом-то я понимал, что опасности никакой нет, что лед толстый и прочный. Но древний звериный инстинкт заставлял каждый раз напрягаться. Теперь я решил провести мормышку по всей водной толще. Стоять буквой «Г» было неудобно, и я форсированно обловил придонную зону, как бы для галочки. Когда наконец разогнул спину, сосредоточился на тщательной игре в метре от дна. Рука поднималась все выше и выше, к леске прилипали льдинки, но я проявлял усердие. Вот кивок уже замелькал на уровне глаз – и прижим! Рука рефлекторно дернулась в подсечке, мощная рыбина дернулась в ответ и тут же сошла с крючка. Эх!

Едва справляясь с волнением и опять повторяя сложный подъем, я уже не рассчитывал на повторную мощную поклевку. Но она случилась! На той же высоте. Толстобрюхий красавец явно превышал полкило. Ага! А может, и не нужно тратить силы и время на проводку у дна и сразу начинать ее в полутора метрах? Потряс, потряс, еще потряс. Не клюет. К тому же лунка стала опять затягиваться корочкой. Под трескучий ледовый аккомпанемент я присел и медленно стал выпрямлять ноги, обеими руками держа удочку и не отводя глаз от кивка. Постепенно разгибаясь, поднял удочку над головой. Затем повторил упражнение. Вернее, хотел повторить. Не дали. Поклевка, властная и бескомпромиссная, случилась в двадцати сантиметрах от дна. Окунь под триста. Следующая – на уровне груди, и окунь на четыреста. Следующая – выше головы, и рыбка на двести… Через десять минут я сел передохнуть. Перестал спешить и взял среднемедленный темп. Рыба клевала хаотично и непоследовательно по всему двухметровому горизонту. Размер колебался от ста пятидесяти до семисот грамм. Несколько хороших окуней подобрали мормышку прямо со дна. Поклевки шли то серией на каждом подъеме, то лишь иногда, после третьего, а то и пятого приседания. Однажды, выполнив четыре приседания, я стоя засунул удочку под мышку, чтобы подышать на пальцы. Окунь дернул неподвижно висящую мормышку, но не засекся. Я стал экспериментировать с цветом бусин на мормышках. Показалось, что проверенный желтый цвет средней бусины сегодня стал уступать позицию белому арбузу. Черт почему-то игнорировался, хотя, признаюсь, я не проявил должного усердия в его подаче.

Соседи по-прежнему хаотично бродили вдали, вылавливая единичных окуней на блесны. Я думаю, сегодня это было лишним. «Музыкальное» сопровождение лопающегося льда гоняло рыбу по всей акватории и по всей водной толще. Нужно было просто ждать у лунки свою рыбу. Когда я окончательно устал от ловли на мормышку с приседаниями, решил передохнуть с балансиром. Поклевки, и правда, были такими редкими, что впору было сорваться и бурить лунки на новом месте. Но все равно пяток достойных окуней удалось поймать. Однако танцевать вприсядку я перестал. Но пора было собираться. Договор с коллегами – это превыше клева. Проявив способности упаковщика, набил добычей рюкзак и с ледобуром на плече прытью помчался к своему берегу. Мокрый, едва справляясь со сбившимся дыханием, пересек финиш с опозданием в полторы минуты. Медленно согреваясь от автомобильной печки, я постепенно отходил от финишного забега. Теперь в ногах ощущалась лишь приятная усталость от дневных приседаний под бухающий аккомпанемент льда, рука мысленно продолжала замысловатую проводку, а перед глазами все гнулся и гнулся под властным прижимом матерого окуня кивок безмотылки.